1967-2017. 50 лет подвигу.

 

В этом году исполняется 50 лет со времени трагедии на саянской реке Уде. Статья Бориса Есипова, посвященная 45 — летию подвига Валерия Грушина,  была опубликована в  2012 году в сборнике очерков «Взлёт». Воспоминания друзей актуальности не теряют.

“Мы вспоминаем Валерия Грушина песнями на созданном в его память Грушинском фестивале.”

Валерий Грушин- студент и романтик

Туризм… песня… Валерий Грушин… Грушинский фестиваль…. Эти слова связаны друг с другом светлым и ясным смыслом, который не просто раскрыть в документальной статье. Тем более, что каждое неосторожное слово может больно ранить друзей Валерия, чьим мнением я, безусловно, дорожу.
Время идет, а след, оставленный Валерием Грушиным, не стирается. Он оставлен в сердцах тех, кто был когда-то рядом с Валерием. Он и в тех, кто никогда его не видел, а бывал на Грушинском фестивале и даже в душах всех тех, кто просто знает о его подвиге и принял это близко к своему сердцу.В этом году исполняется 45 лет с тех пор, когда холодным августовским утром Валерий Грушин отдал свою жизнь во имя других жизней. Он был патриотом родного института – на флаге Грушина всегда была белая птица на фоне солнца и заветные буквы КуАИ. Читатель понимает, что неспроста и теперешний символ нашего университета напоминает нам о флаге Грушина. Грушинский фестиваль и мемориальная доска на фасаде первого корпуса СГАУ – это память о нашем товарище — это знаки нашего глубокого уважения стойкости, мужеству. проявленному студентом нашего вуза.

Сейчас, когда прошло уже 45 лет как нет Валерки на земле, выросло новое поколение, которому хочется опять услышать рассказ о нем. Молодые и не совсем молодые люди, которых и сегодня влечет ветер странствий, которые тоже любят песню, гитару, природу, которые в песне выражают свою душу, — они не просто поют, они вспоминают, размышляют о месте человека в жизни.

Давайте вспомним и мы.

Валерии Федорович Грушин – родился 23 октября 1944 года в г. Моздоке, Северо-Осетинской АССР в семье военного летчика. У Валерия было еще три брата и сестра. Детство его прошло в Мурманской области, где служил его отец Федор Иванович. Здесь, в Заполярье, он видел северное сияние, красота которого поражала его мальчишеское воображение. Поэтому, наверное, и первые походы были туда, на Север, в Карелию. И петь он начал там в Заполярье с 6 лет на гарнизонных сценах.
В 12 лет Валерий с родителями переехал в Новокуйбышевск и стал с тех пор волжанином, завороженным красотой и мощью Волги. Окончил школу, поступил в Куйбышевский авиационный институт на радиотехнический факультет. В институте познакомился с туристами и ветер странствий захватил его.

В.А.Сойфер — учился в одной группе с В.Грушиным, Президент СГАУ, профессор, член-корреспондент РАН

“ Время учебы вместе с Грушиным 1962–67 годы — лучшие годы нашей жизни.
Мои встречи, совместная учеба с Валерием, думаю, не носят общезначимый характер, а в первую очередь очень важны для меня. Валерий был внутренне беспокойным человеком.
Он все время искал себя. Это вело его в дорогу, на хоккейную калду. Мы все в какой-то мере были людьми неуравновешенными, романтически настроенными. Но у каждого из нас это приобретало какие-то свои черты. И многие из нас это успешно преодолели. И весь этот романтизм остался только в воспоминаниях. Вот, может быть, Валерий и стал для нас символом романтики нашего поколения, потому что на взлете он погиб. Погиб таким, каким он был, соединив в себе лучшие черты многих из нас. Вот так я отношусь к нему как к явлению.
Как с человеком я провел с ним очень много времени, начиная с завода на Хлебной площади, где Валерий делал замечательные отвертки. Хорошо помню, ели мы с ним селедку в первом общежитии. Были и другие, серьезные разговоры, например, о смысле жизни, о том, как он был недоволен собой. В это, в общем- то, относительно счастливое и доброе время оттепели мы были неуспокоенные. Таким был и Валерий. Конечно, сегодня прошло много времени и о Валерии теперь можно говорить так спокойно и рассудительно. А тогда весть о гибели Валерия буквально «резанула» по нашим сердцам… “
( Из выступлений на вечере памяти В.Грушина 1997 г.)

С начала учебы в институте он выделялся тем, что уже многое умел: стрелять, слесарить, водить машину, мотоцикл. Умел делать добро людям, не ожидая для этого подходящего момента. Заядлый турист. Где только он не побывал! Саяны. Карпаты, Урал, Алтай, Кольский полуостров. Тува и, конечно, свое родное Поволжье. Валера любил не только природу, но и всех живущих на ней. Вечно он притаскивал ужей, ежей, кутят, любую живность, которой нужна помощь и все они у него были «митьки». Друзей у Валерки с детства было множество. Их дом был открыт для всех. Бэлла Яковлевна, мама Валеры, всегда радушно встречала друзей всех своих сыновей.
Хочу поделиться своими личными воспоминаниями о Валерии.
Валерий Грушин поступил в Куйбышевский авиационный институт в 1962 году, т.е. когда и я. Первый раз я увидел его на «картошке», ведь с этого раньше начиналась студенческая жизнь. Это был худощавый парень с правильными чертами лица и спортивного телосложения. Слегка вьющиеся волосы, компанейский, легко отзывался на все шутки и проделки, которые неизменно мы вытворяли в «колхозе». Потом мы учились с ним четыре года в одной группе на радиотехническом факультете. Сразу же я узнал, что он заядлый турист, причем турист необычный. Он собирал вырезки из газет и журналов про тех путешественников, которые, превозмогая себя, без хлеба и воды выживали в труднодоступных местах, т.е. испытывали себя. Теперь уже, наверное, многие знают его девиз:

Если жив еще – борись,
Полумертвый — продвигайся.
Смерть увидишь – не сдавайся,
А настигнет – не страшись!

Я помню, когда об этом узнал от его друзей – меня это поразило. Сознаюсь, в то время мы тоже были романтиками (меня даже так дразнили друзья), — но чтобы так серьезно!!! Оказалось, что судьба распорядилась так, что свой девиз Валерий выполнил до конца…

Он жил в общежитии №1 на Лесной 4, в комнате 74. Конечно, круг его ближайших друзей-однокашников составляли ребята из общежития, туристы. Я был «городской» и в общежитии бывал редко. У него было много друзей- туристов старшего возраста, и даже наши преподаватели Ю.В.Пшеничников, Ю.С.Быховский, П.Е .Молотов и многие другие. Я же сблизился с Валерием на почве музыки.
Дело в том, что основным моим увлечением всегда была музыка. Уже с первого курса я был заметной музыкальной «звездой»: играл на рояле в перерыве между лекциями, (в 1-м корпусе лекции читались в актовом зале, где стоял старенький «Красный Октябрь»), потом играл в джазовом коллективе, руководил вокальными коллективами и даже сочинял песни эстрадного жанра. Тогда самодеятельность КуАИ была на высоком городском уровне, у нас был свой театр АИСТ. Какие чудесные это были годы! Юмористические сценки в СТЭМе и рассказы в газете «Полет» писали тогда студенты Виктор Сойфер и Виктор Балакин (псевдоним Басой). На наши вечера невозможно было попасть. Именно у нас впервые в городе начали танцевать твист, шейк, буги и прочие «буржуазные» танцы.
Валерий не был завсегдатаем этих вечеров. У него в душе давно прорастала тяга к «другой» песне. В туристских походах рождались и пелись песни о верных товарищах, дальних дорогах, светлых чувствах настоящих мужчин. Они неизменно исполнялись под гитару. Я, к сожалению, тогда очень мало знал о таких песнях. Конечно, мне приходилось слышать в кругу моих друзей дворовые или «блатные» песни под гитару. Но чтобы кто-то пел «хорошие» песни на талантливые стихи под гитару — этого я тогда не слышал. Потом стали петь песни Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы (он даже выступал у нас на сцене 1-го корпуса), но все равно только от Валерки я узнал об огромном пласте песен, которые сейчас называют «авторскими» (так их назвал В. Высоцкий).

Валерий был, можно сказать, фанатом таких песен. Он привозил их из дальних походов, записывал в свою тетрадь слова. Ребята рассказывали: однажды, в Туве, после песен у костра все пошли спать в палатки, а он просидел целую ночь у костра с одним парнем из Киева, таким же, как и Валерка, любителем песни. Они их переписывали друг у друга до утра. Утром вылезают все из палаток, а эти двое сидят около уже потухшего костра и пишут в своих тетрадях. У Валерия было много таких тетрадей с песнями. У нас на потоке учился Анатолий Головин, который хорошо играл на гитаре, пел и быстро втянулся в круг друзей Валеры. Он то и научил играть его на гитаре. Ребята начали петь втроем. Впервые, если я не ошибаюсь, трио Грушин, Головин, Лунев выступило на вечере английского языка. Они пели какую-то английскую песенку про маленькую белую уточку и еще что-то из туристского репертуара. Я, вспоминаю, уже был в качестве их музыкального наставника. Ребята решили работать над собой, выступать. Мне приписывают название этого трио «Веселые бобры», потом «Поющие бобры». Бобры, потому что туристы – лесные жители. Они выступали в толстых свитерах. Валерий даже отпускал бороду – она у него была красивая. И трубку курил, как его любимый герой Че Гевара. Успех быстро пришел к ним. Сначала пели на вечерах туристов, потом на «Студенческой весне».
Многие в нашем городе до сих пор помнят их исполнение песен «Трубач», «Дождь напролет», «Шагают бараны в ряд», «Когда я пришел на эту землю» и многие, многие другие. Потом Валерий захотел, чтобы у нас была своя песня. Он и говорит мне. Что ты все каким- то джазом занимаешься. А слабо тебе, Боб, написать музыку не эстрадной песни, а вот такой «нашей» песни. И он дал мне стихи «Грустят знакомые дома…». Сочиняя музыку этой песни, я старался избежать простоты аккордов и мелодии, чем грешили тогда туристские песни. Получилось неплохо. Скоро все туристы Самары распевали: «…когда ты на краю земли…». Много позже я узнал, что это были стихи песни Арика Круппа. Но мы пели свою — первую. Она была напечатана в «Полете», получила первое место на «Студенческой весне». Так я пришел в авторскую песню — от Валерия Грушина.

Когда Валерий погиб – не было никакой возможности вынести эту боль и захотелось написать о нем песню. «Баллада о Валерке» — так я назвал ее, была написана в 1967 году, а впервые исполнена на институтской «Студенческой весне» весной 1968 года. Пел ее Станислав Игначков. Позже на 2-м Грушинском в 1969-м мне присудили за нее звание лауреата и с этого времени ею неизменно начинаются все Грушинские фестивали.
За эти годы о Валерии Грушине разными авторами, в том числе и иностранцами, написано очень много песен. Некоторые из них нам всем, кто знал Валерия, очень дороги.
Между прочим, Валерий неплохо рисовал. Я помню, мы вдвоем на военной кафедре рисовали большие красивые схемы. Рисовали мы масляной краской и красные ковровые дорожки на лестницах здания военной кафедры. Где теперь эти «ковры»…
Валерий относился к тем людям, у которых все получается. Вот, наверное, поэтому-то он все и испытывал, неосознан¬но всегда искал себя. Это понятно только теперь, с расстояния прожитых лет. Испытывал он себя на холод и голод. Чуть сходил лед, он на той стороне Волги ставил палатку и водружал над ней свой флаг, а флаг Валерия знали все. Потом, ближе к сессии, к нему туда приезжали ребята готовиться к экзаменам. Природу он любил, как живое существо, относился к ней с почтением и каким-то удивлением и восторгом перед ее величием. Валерка шел всегда на защиту слабых, не думая о том, что сейчас будет с ним. Случай, описанный в газете»Комсомольская правда», когда он встал на защиту каких-то девчонок за Волгой, не был единичным. Это не было детским бесстрашием, у него в крови было обостренное чувство справедливости.

Михаил Макеев – участник совместных походов с В.Грушиным

“ Мне Валерий рассказывал, что детство его проходило в местах, где вся земля была напичкана бомбами и снарядами. И все его детство прошло в том, что они лазили по старым складам и дзотам, находили автоматы, пулеметы и развлекались, взрывая патроны и снаряды. Многие мальчишки потеряли пальцы и руки после взрывов мин.
Он называл себя в шутку «мастер золотые руки». Казалось бы это нескромно. Но когда я наблюдал, как он укладывал в рюкзак спички, сухари, как он затачивал топоры, ножи – было понятно — как много опыта у этого еще совсем юного парня. И невольно мы проникались особым туристским уважением к нему. Однажды в походе на Кольский п-ов у нас не было денег доехать и мы решили сдать кровь за деньги. Но наше с Грушиным постоянное голодание сыграло злую шутку – у нас кровь за деньги не взяли ( наш вид не внушал врачам доверия).
Валерий был необыкновенно бескорыстным и открывался душой к даже мало знакомым людям. Помню, где-то на Ямале ему понравился один житель местной национальности Коля. Он помог нам добраться до стоянки. Простой мужик, в общем-то пьяница, по- русски не понимавший ни слова. А Валерка взял да и подарил при расставании ему финский кинжал, свою реликвию. И я, помню, так расстроился, мне было жалко кинжал, ну прямо до слез. Думал, вот бы мне такой нож. А он взял и подарил какому- то…
Помню, как-то около общежития внезапно завязалась драка незнакомых парней. Мы стояли, не обращали на них внимания. А Валерка мигом подбежал, разнял ребят. Все помирились, а Валерий, как ни в чем ни бывало, вернулся к нам и продолжил с нами разговор. Помочь людям было его нормой жизни…”
(Из выступлений на вечере памяти В.Грушина 1997г).

Он всегда привлекал к себе внимание, был в центре притяжении. На старой фотографии майского туристского слета на Молодецком кургане — живой Валерка. Его буквально не¬сут на руках, сидящим с трубкой во рту на табурете, водруженном на перевернутую лодку. На лодке было написано «Грушин». И несли эту лодку в подарок Боре Кейльману. Трудно сказать, чем он привлекал к себе людей. Может быть своей одержимостью познать мир и испытать себя?

Б.Р.Кейльман – турист-политехник, ныне Президент Грушинского клуба, организатор всех Грушинских фестивалей

“Конечно, если бы Валера был жив, все равно что-то вроде Грушинского фестиваля было бы. Потому что мы с ним делали такие интересные, насыщенные по выдумке, по человеческому теплу дела, что все равно это вылилось бы во что-то прекрасное. Но судьба распорядилась так, что все то прекрасное носит теперь имя Валеры и в этих делах оно продолжает жить. Я вспоминаю такой эпизод в моей жизни.
В мой день рождения я пошел искупаться на пляж и встретил там Валеру. Ведь общежитие, где жил Валера было рядом с пляжем – на Лесной 4. А мы с ним тогда были еще не очень близко знакомы. И мне так захотелось, чтобы он пришел ко мне на день рождения. Он спросил меня – а сколь тебе будет. И я сказал, что 25. Он с таким сожалением это услышал и посмотрев на меня «старца», сказал – конечно, придем.
Он пришел с друзьями, с гитарой — было так здорово. И Валерка подарил мне штормовку. Штормовка была новенькая, такие штормовки впервые сделали — с красивыми нашивками, на зависть всех самарских туристов. А на следующую субботу мы опять встретились на электричке — ехали на природу. Все Валеркины друзья ехали с нескрываемой гордостью в новеньких штормовках, а он в своей старенькой и потрепанной…”
( Из выступлений на вечере памяти В.Грушина 1997г.).

Учился он хорошо. Специальность выбрал не вслепую. В авиацию был влюблен с детства. Но мог и пропустить занятия, как и все, «повалять дурачка». Чем всегда и во все времена грешили студенты. Валерка на лекции мог запрячь муху и наблюдать за ней. А кто, скажите, не делал этого или чего подобного? Ну, разве что только очень скучный человек. Его влек к себе весь непознанный мир и постоянно звало не¬изведанное.
Валерий был надежный парень. Да иначе и не могло быть. Ведь он ходил в походы высшей категории сложности. А туда не идут те, на чье плечо нельзя положиться. Как он завидовал тем, кто был на Чае! Завидовал, что они остались там без продуктов и питались, ловя рыбу, охотясь на мелкое зверье. Охоту он любил. В походе, в Туве он решил сидеть ночь у убитого зверя, чтобы дождаться медведя. Вернуться в лагерь, в па¬латку его заставили чуть не силой.

Ю.В.Пшеничников — старейший самарский турист, доцент кафедры информационных систем и технологий

“ После одного из походов с моими друзьями мы собрались и показывали фильм. Пришел первокурсник Валера Грушин. И я помню, что его больше всего поразило и вдохновило не то, какие сложные пороги мы проходили, а то, как мы голодали без продуктов и добывали пищу прямо в тайге. Он загорелся побывать в таких походах и испытать себя. Вот так и начались для Валерки его туристские тропы…”
( Из выступлений на вечере памяти В.Грушина 1997г.)

Валерий веселый был, любил, как сейчас говорят, приколы. И все-таки он был удивительный человек. Умел взять самый тяжелый рюкзак и первым идти вперед, как это было на реке Каргы. Там плот сел на камень. Удалось веревку забросить на берег и закрепить на дерево, а течение сбивало с ног. Первым пошел Валерий, взяв на себя ответственность первого шага. Как настоящий мужчина эту ответственность он всегда брал на себя. При этом, он не был богатырем. Казался даже хрупким при своем высоком росте и худой, тон¬кой фигуре. И вот последний поход на таежную реку Уду…
-«Здравствуйте дорогие мама и папа, бабуся и ребята.
Пишу из Челябинска, поезд стоит 30 минут. Уже проехали Урал, красотища необыкновенная! Чувствую себя хорошо. Рюкзачок около 50 кг. Как ни странно, но я. кажется, ничего не забыл. Из Куйбышева уехали в 3.30 утра. Кончаю, пора идти, а то не успею отправить.»
Вот, что осталось — последнее письмо Валеры. Оно маме с папой, родным, а еще — сброшенная на берегу штормовка с лежащими в кармане записной книжкой и фотографией любимой.
Нет, это не все. Осталось главное — память в сердцах людей.

Евгений Недосеков- староста студенческой группы, где учился Валерий, участник последнего похода и друг Валерия Грушина.

“В то лето, после военных сборов, времени на большой сложный поход не оставалось. Но не побывать в тайге? Нет, это было невозможно. И собралась небольшая группа: Валера, Света Иохим, Соня Афанасьева и Женя Недосеков. Реально оценивая свои силы, мы не стали заходить в верховья Уды, даже обошли по берегу порог Миллионный — последнее из сложных препятствий, дававших реке четвёртую категорию сложности. Ниже Миллионного выбрали место и стали строить плот.
Плот строили неделю. Жили вчетвером в одной палатке. Дежурили по очереди: Валера со Светой, а Женя с Соней. Кругом было великолепие Саянской тайги и, кроме возни с брёвнами, у ребят оставалось время и побыть наедине с природой, и попеть вместе песни у костра.
Наконец, наступило 28 августа и мы встали на воду.
Плыли мы с утра и до вечера — хотели дойти побыстрей до Хадомы, потому что у нас кончались продукты — мы рассчитывали их пополнить.. Ещё помню, Валера тогда говорил — смотри, какое название: «Ха-дома». И вот, речка изгибается, впереди достаточно длительный участок, там ещё где-то часа полтора надо плыть, но уже видно на бугорье дома — белые крыши от метеостанций. Обычно там не всяким местным нравится, когда встают у них под носом: плывут-плывут и встали. Но нас встретили хорошо, и Валера говорит — не будем никуда идти, переночуем — нас приглашают в домик, переночуем в домике. Завтра будут печь хлеб, нам дадут хлеба и продуктов.
Утром 29 августа, поскольку в этот день был дежурный, я встал пораньше, пошёл к реке. Вышел, умылся, назад иду — я должен был кашу варить, а Валера как раз шёл к берегу умыться, с полотенцем — дом-то не прямо у воды стоит, а в метрах 200. И я пошёл заниматься завтраком, а Валера пошёл умываться.
На берегу начальник метеостанции Константин Третьяков готовил моторную лодку. Он был лихой мужик, как говорили знавшие его. Ходил по Уде на дюралевой казанке с двумя моторами «Москва». Длинные, узкие, деревянные енисейские лодки он не жаловал. Приближалось первое сентября — начало учебного года. Гостившие на Хадоме его сыновья Коля и Лёня с племянницей Людой уезжали в Нерху.
Поставили на казанку два мотора, но сразу два мотора не завели . Завели один мотор и на нём потихоньку стали подниматься под шиверу, её обычно краешком проходят, где небольшие валы; на середине там вал стоит, наверное, метра полтора. А потом резко завёлся второй мотор — и, видно, на большом газе не справились с управлением и лодку выдернуло на середину прямо в центр шиверы.
Лодка была сильно перегружена. Все находились на корме и нос лодки торчал круто вверх. Удар водяного вала пришёлся как раз по нему и оказался роковым — лодка перевернулась. Начальник метеостанции, вынырнув, подхватил младшего Колю и с ним поплыл к берегу. Лёня и Люда барахтались в ледяной воде, пытаясь уцепиться за перевёрнутую казанку.
А Валерка, когда их несло мимо него стал снимать штормовку, снял свитер и бросился в воду в ботинках, в тельняшке и брюках и поплыл наперерез лодке. Все, что было дальше мы узнали только потом от перепуганных до смерти детей. Жена Третьякова прибежала в дом метеостанции за помощью. Я когда уже прибежал , смотрю — вещи валяются, а лодки и Валерки не видно. На самом деле, когда Валерка подплыл к лодке, она уже вверх днищем плыла. Валерка подплыл, говорит детям — поплыли к берегу, потому что впереди порог из камня и нас забьёт камнями.
Люда вцепилась и не разжимала пальцев — ей было жутко оторваться от лодки, державшей её на воде. Валера всё же оторвал её от спасительного борта, он помог ей добраться до берега, а когда она смогла твёрдо встать на ноги, развернулся и вновь поплыл к перевёрнтуой казанке.
А Лёня, видно, испугался, он забрался на днище, и эту казанку вместе с этим Лёней потащило в следующую шиверу, а там был небольшой порожек. Валерка подплыл к лодке второй раз и говорит ему — прыгай в воду, либо нас затянет в порог. Лёня побоялся прыгать в одежде, стал раздеваться — у него куртка, такая была « инцефалитка», знаете? Он говорит — я когда снимал «инцефалитку» через голову, чувствую — мотор зацепил за камни. Лодка сначала остановилась, а потом дёрнуло её, подвеска оторвалась у мотора, и она снова поплыла. Я, говорит, когда снял «инцефалитку» эту, смотрю, Валерка уже впереди по течению, в метрах трех от лодки, его оторвало от лодки, и он говорит мне — прыгай быстрей, уже не могу ждать. Ну, говорит, я прыгнул, больше ничего не помню…
Прибежал я. Лёня уже был на берегу в камнях. Он сказал, что вроде Валерка остался в воде. Я вдоль берега километра полтора пробежал. Никого нет. Смотрю, ниже по реке прибило в камнях лодку, в лодке тоже никого. Я вернулся на метеостанцию, спрашиваю — ну вы расскажите, что было. Вот, стали рассказывать, что так и так. Я говорю начальнику — давай мы наш плот оттолкнём и потихонечку спустимся, посмотрим – может Валерий где-нибудь зацепился за корягу, за бревно. Столкнули плот и с начальником метеостанциии потихоньку, километров, наверное, 5-7, проплыли ещё вниз, смотря по берегам. Потом он говорит — слушай, если мы дальше поплывём, мы уже к вечеру не вернёмся домой.
До этого момента ещё теплилась какая-то надежда, но тут внезапно стало понятно, что чуда не будет. Уда отняла ещё одну человеческую жизнь. А несколько часов спустя утренняя трагедия внезапно получила продолжение, словно проклятие легло на Хадому.
Ночью забегает к нам жена и говорит, что Костя застрелился, иди, говорит, посмотри. Я вышел. Он от дома отошёл метров 15 в огород, взял карабин и застрелился. Я говорю — из-за чего же это? Она говорит — да вот он боялся, что его привлекут к какой-то ответственности за то, что ваш парень погиб. Поскольку у них не один несчастный случай был. Однажды геологов он перевозил на лодке на ту сторону, тоже лодка перевернулась, сами они спаслись, а геологи погибли.”
Случай и злая судьба нередко загоняют человека в угол. А безысходное чувство вины за смерть других людей толкает на самоубийство.
“Каждый день я ходил, искал. А в это время сообщили о случившемся в Самару. Анатолий Головин и наши студенты — наши друзья — собрались группой и приехали с отцом Валерки в Нижне-Удинск. Две недели поисков не дали результата. Ребята вернулись в Куйбышев. Ректор КуАИ Виктор Павлович Лукачев, буквально поднял на ноги всех кого можно и нельзя. Он дозвонился до министра ГВФ Бугаева, который тут же откликнулся на нашу беду. По его распоряжению вертолеты Иркутского аэрофлота кружили над тайгой полтора месяца, а днем и в темноте при свете фонариков обшаривали дно Уды, насколько это было возможно. Но поиски были безрезультатны…
Среди вузов города бросили клич о сборе средств на поиски. Преподаватели, друзья и знакомые Валеры, а также все туристские секции откликнулись моментально. Вторичные поиски начались с поддержкой администрации Нижне-Удинска. Снарядили две лодки. Но этих денег хватило всего на неделю, да и погода повернула на зиму. Поиски бы¬ли завершены безрезультатно, хотя местные жители утверждали, что их река всегда возвращает свои жертвы…Искали, по сути дела, до тех пор, пока первый снег не пошёл. Но так Валеру и не нашли…
Я не знаю кто и что читал о поступке Валерия Грушина. Да и я всего не читал. Но хочу вот что сказать. В этом нашем походе он поступил, как человек обязан был поступить. Мы в то время не расценивали это как особый героизм. Да, на его глазах стали тонуть дети. К сожалению рядом не оказалось его товарищей, то есть нас, кто был в походе. Он был один на берегу и поэтому бросился спасать детей. Помог выбраться девочке, поплыл за старшим мальчиком- сыном начальника метеостанции. Но лодку затянуло в порог, и они стали тонуть. Леню уже я вытаскивал из камней, а Валера погиб, потому, что была очень холодная вода. Это не был какой-то особый поступок – это был поступок мужчины, — настоящего мужчины. Он должен был так поступить, независимо от того, как складывались обстоятельства. А нам он дорог, потому, что нам он друг. И каждый, кто его знал, частичку Валеркиной души носит в себе, даже не замечая этого…
( Из выступлений на вечере памяти В.Грушина 1997г.).

Мы вспоминаем Валерия Грушина песнями на созданном в его память Грушинском фестивале.

Через год после его гибели — 28 сентября 1968 года, над Каменной Чашей в Жигулях, где собралось 600 человек, друзья Валерия, Анатолий Головин и Вячеслав Лунев подняли флаг, который знали все туристы — на голубом фоне — аист и солнце, и раньше всегда развевавшийся над палаткой Валерия. И после прозвучавшей »Гренады» Михаила Светлова, магнитофонная запись донесла голос Валерия. Под шум дождя он пел «На плато Расвумчор» Ю. Визбора.

Фестиваль — это наш праздник песни, праздник единения душ. И Валерий – здесь, с нами. Так и хочется на каждом фестивале шепнуть: «Валер¬ка, слушай, мы поем и тебе. Поем о себе, о тебе и о смысле жизни».
Очень верным было то, что песенный фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина, был задуман как природный фестиваль. Его передовой отряд – это туристы альпинисты и другие путешественники. Ведь верно писал известный путешественник и бард Арик Крупп: «Мы живем в городах и будем жить там, и каждый последующий день похож на предыдущий, и от этого никуда не денешься, так и должно быть, но из-за этого мы постоянно начинаем забывать, кто мы и зачем. А мы люди, и в наше время жить сыто и спокойно слишком опасно, опасно в том смысле, что можно забыть, что мы, люди — мера всех вещей. А в походах есть время подумать об этом, есть возможность вспомнить, что такое «человек-человеку», есть возможность почувствовать, как ты зависишь от людей и как люди зависят от тебя».

К годовщине гибели Валерия на 10-ти метровой высоте скалы, на реке Уде был установлен барельеф Валерия. Барельеф был изготовлен и установлен на средства, со-бранные туристами и студентами.
Ровно через 20 лет на реке Уде собрались туристы и под барельефом заложили капсулу с письмом, в котором рассказывается о Валерии Грушине и о Грушинских фестивалях.
Интересно, что каждый год на фестивале, этом веселом и остроумном празднике песни, каким был и Валерий, идет дождь. Дождь может быть долгим, нудным, может быть маленьким, как говорят, «слепым» — сквозь солнце. Но дождь — всегда. У многих народов существует поверье, что в день памяти хорошего человека идет дождь…
Грушинский фестиваль – это в первую очередь братство людей, где не только палатки, но и души открыты друг другу. Здесь слушают знаменитых бардов и совсем неизвестных, только вступающих в это бардовское братство, и «гора» оценивает их своими фонариками.
Здесь перед музой меркнет все –
И должности и звания.
Здесь даже не кривят душой отпетые лгуны.
Звучит здесь самый звонкий смех
И песни без названия.
Необъяснимые мерцания
Самых дальних звезд видны…

Авторская песня жива и будет жить. Пытались запретить Грушинский. Но разве можно заставить замолчать песню, которая поется и воспринимается душой и сердцем, песню, которую пел Валерий Грушин.

И пока мы живы, песни будут петься,
С ними нам теплее в праздник и в беде.
Нам ведь друг от друга никуда не деться
Начиналось братство на реке Уде!

Б.Есипов — учился в одной группе с Грушиным,
доцент кафедры информационных систем и технологий, автор песен, Председатель Художественного Совета Всероссийского фестиваля авторской песни имени Валерия Грушина.

Борис Есипов

«Маленькая баллада о большом человеке»

Где тайга синей, чем небо, где?
Разве только на таежной на реке Уде.
Где страшней пороги, холодней вода, где?
Разве только на краю земли, реке Уде.

Сколько песен спето у твоих костров,
Сколько пройдено дорог и речек без мостов.
И грустят дома знакомые — друзья ушли.
На краю земли с тобою песня… только песня ли?

Ты считал, что кедры, словно люди,
Только нет у них хороших и плохих.
Ты считал, что кедры тоже любят,
Понимают песни и стихи.

Я не знаю, где веселья полюс,
Я не знаю, полюс скуки где,
Только знаю: полюс мужества
Ты открыл, Валерка, на реке Уде.

И когда костер пылает ночью,
Где берет начало этот странный звук?
(Ты знаешь, парень, где? А ты послушай…)
Может, это кедры о Валерке плачут
На таежной на реке Уде.
1967г.

Взлет: Сборник очерков: в 2томах.
г. Самара: СГАУ: Издательство «Учебная литература»,
2012г. Том.2.-448 с.:ил.