Борис Гребенщиков: «Шоу-бизнес кажется мне неискренним и гнилым пространством»

— Давайте зададим себе другой вопрос: чем творческий вечер отличается от концерта? Или в данном случае — чем творческий вечер Гребенщикова отличается от концерта «Аквариума»? На концерте «Аквариума» нам не до разговоров, а суть творческого вечера в том, что люди могут спросить что то, и я буду считать себя обязанным отвечать. Во-вторых, творческий вечер — это повод сыграть не так, как мы играем обычно, а сделать что-то в минималистической аранжировке или вообще по-другому сыграть. Ну, а для меня это еще и возможность вдоволь поиграть на гитаре, потому что когда мы играем с группой, то мне немножко не до этого.

В тот момент, когда группа не функциональна, а у нас есть время, то мы едем малым составом, и получается не концерт «Аквариума», а мой творческий вечер. Хотя люди почти те же самые, просто когда это минимум и акустика, то это творческий вечер. К тому же если послушать концерты «Аквариума» начала 80-х, то они такие и были — акустика и разговоры, ответы на записки. То есть это возобновление старой практики. Скажу, в чем разница. Есть концерт, где публику и артистов разделяет сцена: по одну сторону рампы публика, а по другую — артисты, и они не общаются. Артист дает — публика берет, все. А творческий вечер — это когда все достаточно спонтанно, по-домашнему. Меня этот жанр действительно интересует. Вот недавно мы сыграли восемь концертов большим составом с приезжающим ударником, басистом, а потом втроем едем в Киев, садимся в маленьком—маленьком месте и пытаемся там втроем-вчетвером что-то сымпровизировать, и это уже будет совсем другим концертом.

— И все-таки странно: Москва и Питер увешаны огромными билбордами, что Шевчук дает программу «Иначе» в СКК и «Олимпийском», сотрудничает с крупнейшей шоу-бизнес-компанией, а рядом висят скромные афиши: «Аквариум» выступает в клубе!

— Если Юрке так нравится, слава богу! Он всегда это любил. А мне неинтересно сотрудничать с шоу-бизнесом. Мне шоу-бизнес кажется очень неискренним и довольно гнилым пространством.

— Но в данном случае шоу-бизнес просто поставляет «ДДТ» техническое оборудование.

— Я понимаю. Но стараюсь по возможности держаться от этого подальше, поэтому по возможности не хотел бы видеть никогда свое лицо на афише. Я еду по Москве, по Садовому кольцу, вижу сотни афиш «Аквариума» и думаю: какое счастье, если бы я мог обойтись без этого! Я не имею в виду свое лицо. Я имею в виду название «Аквариум» в одном ряду со всем остальным. Мне хочется находиться вне этого ряда, неинтересно быть частью этой машины. Это мне никогда не было интересно. Неинтересно сейчас, неинтересно будет дальше.

— Вы принимаете участие в судьбе своего старого друга Артемия Троицкого? Почему «Аквариума» нет на альбоме-сборнике в поддержку Троицкого, который выпустил Василий Шумов?

— Мне никто по этому поводу ничего не говорит. С Артемом я разговаривал недавно по телефону, и все вроде бы нормально. Думаю, что Артем — человек умный, светский и прекрасно знает, что он делает. Видимо, нет во мне необходимости. Если обратится, то мы поговорим.

— Согласны ли вы с тем, что, пока в России самые большие мудрецы занимались поисками национальной идеи, в реальности национальной идеей, увы, стали деньги?

— Что такое национальная идея, я не очень понимаю. Вот я — русский, живу в России. И какая национальная идея мне нужна? Чтобы я не забыл, что я не казах? Я вроде не казах. Так с кем меня нужно сплачивать, кому меня нужно сплачивать и для чего это делать? Я не понимаю сути вопроса. Или те, кто ставит такие формулировки, не озадачиваются таким вопросом?

— Хорошо, а как вы относитесь к резко возросшей роли денег в нашей стране, особенно среди молодого поколения?

— Мои дети что-то не говорят об этом. По-моему, это все очень надуманные вещи. То же самое, что с «мутными потоками» интернета. Чтобы так говорить, нужно быть совсем безграмотным. Это все равно что мутные потоки молотка: Деньги — это точно то же самое, что интернет или молоток, — это средство, орудие. И в них нет идеи. Нельзя сваливать на деньги то, в чем виновата жадность. Жадность есть жадность, алчность есть алчность, невежество есть невежество, и интернет не виноват, и деньги не виноваты, и водка не виновата. Если человек неумерен, то он неумерен. Отсутствие или наличие водки ничего не меняет. Не будет водки — он напьется другим, не будет интернета — все равно найдет возможность скачать порнографию, не будет денег — люди найдут, как делить энергию так, чтобы себе было больше, а другим меньше. Роль денег не возрастала, а вот невежество крепчает. Но крепчает только потому, что люди не считают нужным образовывать своих детей или своих близких и самих себя. Образовывать, заниматься образованием. Узнавать, как и что в мире происходит. Если человек желает быть неграмотным, то он будет неграмотным. И обвинять интернет в этом очень сложно.

— На творческих вечерах вас постоянно спрашивают, что такое любовь, что такое счастье. Но ведь на эти вопросы отвечает столько мудрых книг…

— Если ты прочитаешь, что такое счастье, ты его не почувствуешь. Если прочитаешь в книге, что такое вкус клубники, это много тебе даст? То же самое со счастьем. Чужим счастьем счастлив не будешь.

— Долой мудрые книги?

— Почему же долой? Мудрые книги существуют для тех, кто способен их читать. Но для этого надо научиться их читать. И чтобы понять то, что сказано в мудрых книгах, ты должен пройти это сам. Если посмотришь по карте, куда тебе нужно попасть, то с помощью одной карты ты туда не попадешь. Чтобы попасть, нужно встать и пойти. То же самое книги — они дают тебе только карту.

— Вы однажды сказали со сцены, что фильм «Шерлок Холмс» режиссера Гая Ричи посмотрели 18 раз! В этом есть какое-то мальчишество.

— Я смотрю то, что мне нравится. Если мне фильм доставляет удовольствие после первого просмотра, второго, пятого, то почему бы не смотреть его дальше? Мне нравится фильм Гая Ричи, мне кажется, он идеально сделан. Я его смотрю и получаю удовольствие, а когда смотрю другие фильмы, не получаю от них удовольствия. Вот я начал смотреть фильм «Тор», но до конца не досмотрел, потому что он не доставил мне удовольствия. Или картины Ларса фон Триера — вообще их смотреть не могу: мне просто противно.

— Леонид Парфенов утверждает, что мы живем в эпоху ренессанса советской античности. Как вы относитесь к ностальгии по СССР?

— Наверное, у нас разное отношение к СССР с теми, кто подвержен такой ностальгии. Для меня это была страна, где я был заперт. Мысль о том, чтобы выехать за пределы России, даже соцлагеря, была для меня исключена. А что было с моими концертами в СССР — вы, Михаил, сами можете мне напомнить, поскольку были в числе первых энтузиастов рок-н-рола в стране.

— Помню, как в начале 80-х на концерте «Аквариума» в общежитии ленинградской «Корабелки» менты повязали всех — и артистов, и нас, зрителей!

— И как мне после этого относиться к СССР? Мою судьбу там за меня все время решал кто-то другой. СССР был тюремной зоной. Естественно, многим людям в тюрьме удобно — надзирателям, заключенным, находящимся на особом положении. Просто есть разная психология. СССР был закрытым обществом, мы это прекрасно знаем. Как у людей может быть ностальгия по закрытому обществу, я не очень понимаю. Вероятно, тут особый склад психики.

Опубликовано:  http://news.mail.ru/culture/6973960/?page=2